Хождение Джоэниса

«Путешествие в послезавтра» (англ. Journey Beyond Tomorrow), также «Хождение Джоэниса» ([The] Journey of Joenes) — сатирический фантастический роман Роберта Шекли 1962 года.

Цитаты

	Окрестные вожди устроили пир в честь Джоэниса, где подавались островные деликатесы — консервированная говядина и консервированные ананасы. — 1. Джоэнис отправляется в путешествие (Joenes Begins His Journey)
	The neighboring chiefs gave a farewell feast for Joenes, at which they served island delicacies such as canned beef and canned pineapple.

— Джоэнис и девочки были в отрубе, но я всегда сохраняю ясную голову на случай опасности, что бы ни клубилось в лёгких и ни струилось в венах. Я хотел спустить оставшийся пейот в туалет, но Диедри, вконец рехнувшаяся от этого зелья, потребовала спрятать зёрнышки в самом интимном месте её тела, где, по её словам, они будут в полной безопасности. — 2. Лам встречается с Джоэнисом (Lum's Meeting with Joenes)

Joenes and the girls were conked, but I pride myself on keeping a clear head for danger no matter what is drifting in my lungs or dancing in my veins. I wanted to flush the rest of the peyote, but Deirdre, who is so with it she sometimes scares you, insisted upon secreting the remaining buds in her maiden-form, where, she insisted, they would be safe from any harm.

— Я настаиваю на своих конституционных правах, а именно на Первой и Пятой поправках, — сказал Джоэнис, — и, со всём уважением к вам, отказываюсь отвечать. Пелопс зловеще улыбнулся: — Этот номер у вас не пройдёт, мистер Джоэнис, поскольку Конституция, за которую вы сейчас так цепляетесь, была пересмотрена или, точнее, обновлена теми из нас, кто дорожит её неизменностью и оберегает её от выхолащивания. <…> Как ни обидно, нам приходится следовать букве закона. Поэтому мы передаём секретного агента Джоэниса в ведомство Генерального Прокурора, с тем чтобы он предстал перед справедливым судом и понёс наказание, которое соответствующие органы правительства сочтут нужным наложить на изменника, заслуживающего только смерти. — 3. Сенатская Конгресса (The Congressional Committee)

Joenes said, "I stand upon my Constitutional rights, namely the First and Fifth Amendments, and respectfully decline to answer." Pelops smiled thinly. "You may not do so, Mr. Joenes, since the Constitution to which you now so fervently cling has been reinterpreted, or rather brought up to date, by those of us who wish to preserve it from change and desecration. <…> This is perhaps a shame, but the letter of the law must be followed. Therefore we now hand the secret agent Jonski over to the office of the Attorney General, there to undergo fair trial by due process of law, and to suffer whatever punishment that branch of the government deems fitting for a self-admitted traitor who deserves only death.

	Когда-то Афины были одним из городов Древней Эллады, откуда возникла американская цивилизация. Рядом с Афинами находилась Спарта — милитаристское государство, главенствующее над лакедемонскими городами в верхней части штата Нью-Йорк. — 4. Как восторжествовала справедливость (How Joenes was Given Justice)
	Athens was one of the cities of ancient Hellas, from which the American civilization had sprung. Near Athens was Sparta, a military power that had held leadership over the Lacedaemonian cities of upper New York State.

	Педантичные судьи Звёздной Палаты, бесконечно преданные идее искоренения зла в любом его проявлении, никогда за всю свою историю не выносили другого решения, кроме решения о виновности. — там же
	For the punctilious jurors of the Star Chamber, utterly dedicated to the eradication of any vestige of evil, had never in their history given any verdict but guilty.

	Наконец я понял, что моя честность была не чем иным, как глупостью, поскольку основывалась на невежестве и не правильном представлении о жизни. Честности вообще не может быть, так как она не предусматривается никаким законом. Закон просто-напросто не сработал, потому что все человеческие представления о справедливости оказались ложными. Следовательно, справедливости не существует — как не существует никаких её производных, в том числе и честности. — 6. Джоэнис и два водителя грузовика (The Story of the Religious Truck Driver)
	At last I realized that my honesty had been nothing but stupidity, since it had been based upon ignorance and a misconception of the ways of the world. There could be no honesty, since there was no law to sanction it. The law had failed, and neither punishment nor goodwill could make it work. It had failed because all of man's ideas of justice had been wrong. Therefore there was no such thing as justice, nor anything deriving from it.
	— честный водитель

… надпись над дверью гласила ДОМ «ХОЛЛИС» ДЛЯ НЕВМЕНЯЕМЫХ ПРЕСТУПНИКОВ Пока Джоэнис размышлял над тем, что бы это значило, к нему подскочил человек, делавший ему знаки, и схватил за обе руки. Джоэнис уже приготовился защищать свою жизнь, но тут увидел, что человек этот — не кто иной, как Лам, его друг из Сан-Франциско. — Джонсик! — восторженно заорал Лам. — <…> Я вижу, что ты всё-таки нашёл то место. <…> Уютноград. <…> Джоэнис вошёл в «Дом „Холлис“ для Невменяемых Преступников». В гостиной Лам представил его группе людей. Джоэнис смотрел и слушал очень внимательно, но не мог обнаружить в них ничего ненормального и поделился своими наблюдениями с Ламом. — Разумеется, в них нет ничего ненормального! — возмутился Лам. — Вывеска — всего-навсего официальное название. Мы, обитатели, предпочитаем называть свой дом «Поселение „Холлис“ для писателей и художников». — Так, значит, это не лечебница для душевнобольных? — Нет, это лечебница, но только формально. — А сумасшедшие здесь есть? — спросил Джоэнис. — Послушай, старина, — сказал Лам, — сюда мечтают попасть люди искусства со всего Восточного побережья. Конечно, у нас найдётся парочка психов — надо же чем-то занять докторов. Да к тому же мы потеряем правительственную дотацию и освобождение от налогов, если у нас не будет ни одного чокнутого Джоэнис быстро огляделся, поскольку никогда в жизни не видел сумасшедшего. Но Лам покачал головой и сказал: — Тут их не ищи. Сумасшедших, как правило, приковывают цепями в подвале. — 7. Приключения Джоэниса в сумасшедшем доме (Joenes's Adventures in a Madhouse)

… the sign over the door. The sign read: THE HOLLIS HOME FOR THE CRIMINALLY INSANE. Joenes was considering the implications of that when the man who had beckoned to him rushed out the door and seized him by both arms. Joenes prepared to defend himself when he saw that the man was none other than Lum, his friend from San Francisco. "Joenesy!" Lum cried. <…> "I see you found the place. <…> Sanctuarysville." <…> Joenes entered the Hollis Home for the Criminally Insane. Inside, in the Day Room, Lum introduced him to a group of people. Joenes watched and listened attentively, but he could detect nothing insane about these people. He said as much to Lum. "Well, of course not," Lum replied. "That sign outside is merely the technical or square name for the place. We insiders prefer to call it the Hollis Writers and Artists Colony." "Then this isn't an insane asylum?" "Sure it is, but only in a technical sense." "Are there any insane people here?" Joenes asked. "Look, man," Lum said, "this is the most desirable artist colony in the east. Sure, we got a few nuts here. We need something to keep the doctors occupied, and of course we would lose our government grant and our tax-free status if we didn't let in some nuts." Joenes looked quickly around him, for he had never seen a madman before. But Lum shook his head and said, "Not here in the Day Room. The nuts are usually kept chained in the cellar."

— Вы видели как быстро всё разваливается <…>. Закон уподобился фарсу, наказание потеряло смысл, добродетель нам нечем наградить; религия что-то там твердит по старинке, пока люди идут по проволоке, протянутой между безумием и безразличием; философы предлагают теории, доступные только другим философам; психологи пытаются объяснить людям, как вести себя, но исходят при этом из представлений, которые уже пятьдесят лет как мертвы… — 9. Необходимость утопии (The Need for the Utopia)

"You have seen how quickly everything is breaking down <…>. The law is a farce; punishment has lost any meaning, and there are no rewards to offer; religion preaches its antiquated message to people walking a tightrope between apathy and insanity; philosophy offers doctrines that only other philosophers can understand; psychology struggles to define behavior according to standards that were dead fifty years ago;.."

— А теперь, Джоэнис, вы должны пройти полную проверку на благонадёжность, затем инструктаж, после чего получите последние распоряжения. Сказав всё это, Мадж отвёл Джоэниса в Службу Безопасности, где полковник, руководитель группы френологии, ощупал его голову на предмет подозрительных шишек. Затем Джоэнис прошёл сквозь строй государственных астрологов, гадателей на картах, гадателей на спитом чае, физиогномистов, психологов, казуистов и компьютеров. — 10. Как Джоэнис попал на государственную службу (How Joenes Entered the Government)

"Now, Joenes, you will receive a full clearance, then a briefing, then orders." Mudge took Joenes to Security Division, where a colonel in charge of Phrenology felt his head for suspicious bumps. After that, Joenes ran the gauntlet of government astrologists, card-readers, tea-leaf readers, physiognomists, psychologists, casuists, and computers.

	Человеческая раса в значительной степени состоит из лживых, ни на что не способных дураков. Я могу управлять ими, но будь я проклят, если понимаю их. — Рассказ Минотавра (The Story of Minotaurus)
	"The human race is largely composed of incompetent, lying, bungling fools. I can control them, but I'll be damned if I can understand them."

	— В сущности, я хочу поздравить тебя и поблагодарить за тот патриотический пыл, который побудил тебя подписать вчера вечером специальный контракт на пятьдесят лет службы без всяких оговорок. Отлично, солдат! А теперь катись к чёрту. — 14. Как Лам поступил на военную службу (How Lum Joined the Army)
	"In fact I congratulate you on the patriotic zeal which led you to sign up for the special fifty-year full-duty enlistment last night. Good man! Now get the hell out of here."
	— вербовщик

5. Джоэнис, Чевоиз и полицейский

The Story of Joenes, Watts, and the Policeman

С первыми лучами солнца в Нью-Йорке возобновилось бурление толпы. Люди толкали друг друга, в судорожной спешке стараясь куда-то попасть и что-то сделать. Джоэнис решил узнать причину всего этого и остановил одного прохожего. — Сэр, — обратился к нему Джоэнис, — не могли бы вы уделить минуту вашего ценного времени и рассказать страннику о великой и целенаправленной деятельности, которую я наблюдаю вокруг? — Ты что, псих? — буркнул прохожий и заторопился прочь. Но следующий, кого остановил Джоэнис, тщательно обдумал свой ответ и произнёс: — Вы называете это деятельностью? — Так мне кажется, — ответил Джоэнис, глядя на бурлящую толпу. — Между прочим, меня зовут Джоэнис. — А меня — Чевоиз: <…> как в «Чево изволите?». В ответ на ваш вопрос я скажу вам, что то, что вы видите, — не деятельность. Это паника. — Но чем вызвана такая паника? — поинтересовался Джоэнис. — В двух словах объяснить это можно так: люди боятся, что если они прекратят суетиться, то кто-нибудь предположит, что они мертвы. Это очень скверно, если вас сочтут мёртвым, потому что тогда вас могут выкинуть с работы, закрыть ваш текущий счёт, повысить квартплату и отнести в могилу, как бы вы ни отбрыкивались. Джоэнису ответ показался не правдоподобным, и он сказал: — Мистер Чевоиз, эти люди не похожи на мёртвых. Ведь на самом деле, без преувеличений, они не мертвы, правда? — Я никогда не говорю без преувеличений, — сообщил ему Чевоиз. — Но так как вы приезжий, я постараюсь объяснить проще. Начнем с того, что смерть есть понятие относительное. Некогда определение её было примитивным: ты мёртв, если не двигаешься в течение длительного времени. Но современные учёные внимательно изучили это устаревшее понятие и добились больших успехов. Они обнаружили, что можно быть мёртвым во всех важных отношениях, но всё же передвигаться и разговаривать. — Что же это за «важные отношения»? — спросил Джоэнис. — Во-первых, — сказал Чевоиз, — ходячие мертвецы характеризуются почти полным отсутствием чувств. Они могут испытывать лишь страх и злобу, хотя иногда симулируют другие эмоции, подобно тому как шимпанзе неумело притворяется читающим книгу. Далее. Во всех их действиях сквозит какая-то роботообразность, которая сопутствует прекращению высших мыслительных процессов. Часто наблюдается рефлексивная склонность к набожности, что напоминает спазматическое дёрганье цыплёнка, которому только что отрубили голову. Из-за этого рефлекса многие ходячие мертвецы бродят вокруг церквей, а некоторые даже пытаются молиться. Других можно встретить на скамейках, в парках или возле выхода метро… <…> Это те, кто уже не притворяются живыми. Но остальные копируют живых с умилительным старанием, в надежде остаться незамеченными. Но они частенько перебарщивают, и их легко определить либо по слишком оживлённому разговору, либо по чересчур громкому смеху.

In the small hours of the night, the city's pace slowed. Then Joenes came upon many old men, and some young ones too, who sat listlessly on benches or stood near subway exits. When Joenes looked into their faces he saw a terrible nothingness, and when he spoke to them he could not understand their mumbled replies. These atypical New Yorkers disturbed him, and Joenes was glad when morning came. At first light, the frenzied movements of the crowds began again, and people pushed and shoved each other in their haste to get somewhere and do something. Joenes wanted to learn the reason for all of this, so he chose a man out of the crowd and stopped him. "Sir," Joenes said, "could you spare a moment of your valuable time and tell a stranger something about the great and purposeful vitality I see all around me?" The man said, "Whatsamatter, you some kind of nut?" And he hurried off. But the next man Joenes stopped gave the question careful thought, and said, "You call it vitality, huh?" "So it appears," Joenes said, glancing at the restless crowds surging around them. "By the way, my name is Joenes." "Mine's Watts, <…> as in 'Watts the matter'. In answer to your question, I'll tell you that what you see is not vitality. It's panic." "But what are they in a panic about?" Joenes asked. "To put it in a nutshell," Watts said, "they're afraid if they stop hurrying and pushing, somebody will find out they're dead. It's a very serious matter being found dead, because then they can fire you from your job, foreclose all your bills, raise your apartment rental, and carry you squirming to your grave." Joenes found this reply scarcely credible. He said, "Mr. Watts, these people do not look dead. And in actual fact, all exaggeration aside, they are not dead, are they?" "I never put exaggeration aside," Watts told him. "But since you're a stranger, try to explain a little more. To begin with, death is merely a matter of definition. Once the definition was very simple: you were dead when you stopped moving for a long time. But now the scientists have examined this antiquated notion more carefully, and have done considerable research on the entire subject They have found that you can be dead in all important respects, but still go on walking and talking." "What are these important respects?" Joenes asked. "First of all," Watts told him, "the walking dead are characterized by an almost total lack of emotionality. They can feel only anger and fear, though they sometimes simulate other emotions in the crude manner of a chimpanzee pretending to read a book. Next, there is a robotic quality in their actions, which accompanies a cessation of the higher thinking processes. Frequently there is a reflex motion toward piety, which is not unlike the frantic movements that a chicken makes after its head has been chopped off. Because of this reflex, many of the walking dead are detected around churches, where some of them even try to pray. Others can be found on park benches or near subway exits—<…> Those are the others who no longer pretend that they are not dead. But others copy the living with great and pathetic earnestness, hoping to pass unnoticed. They can usually be detected because they overdo it, either by talking too much or by laughing too hard."

	Я трижды чуть не поймал его. Приказываю ему остановиться именем закона, точно по инструкции, а когда он не повинуется, стреляю. Пока я убил восьмерых прохожих. Если и дальше так будет продолжаться, сержанта мне не видать. Кроме того, за патроны заставляют платить из собственного кармана. <…> Когда я сжимаю в руке револьвер, мне хорошо. Похоже, что у меня нет никаких чувств? Больше того, я вам ещё кое-что скажу: я вырос в неблагополучном районе и юнцом был в банде. Мы все имели энерганы и гравиножи и развлекались убийствами, грабежами и изнасилованиями. Разве похоже, что у нас не было чувств? Так бы я, наверно, и пошёл по дурной дорожке, не повстречайся мне тот священник. Он не хвалился, не задавался, он был словно один из нас, потому что знал, что только так его слова смогут достичь наших дикарских душ. Вместе с нами он совершал налёты, и я не раз видел, как он потрошит кого-то своим маленьким ножиком, с которым никогда не расставался. Так свой в доску священник растолковал мне, что я впустую гроблю свою жизнь. <…> мы с ним вернули обществу четырнадцать закоренелых преступников. Многие из них стали уважаемыми бизнесменами, а шестеро служат в полиции. Всякий раз, когда я вижу этого человека, я чувствую святость.
	"I've almost caught him three times. I order him to stop in the name of the law, just like the book says, and when he doesn't stop, I shoot at him. So far I've killed eight bystanders. The way I'm going, I'll probably never make sergeant. They make me pay for my own bullets, too. <…> "When I have this gun in my hand, I feel good. Does that sound like I got no emotions? Furthermore, let me tell you something. I was raised in a tough section of this city, and when I was a kid I used to run with a gang. We all had zip guns and gravity knives, and we enjoyed ourselves with armed robbery, murder, and rape. Does that sound like no emotion? And I might of gone right on in that way, from being a kid criminal to being an adult criminal, if I hadn't met this priest. He wasn't no stuffed shirt, he was just like one of us, because he knew that was the only way he could reach us wild types. He used to go out on stomps with us, and more than once I saw him cut the hell out of somebody with a little switchblade he always carried. So he was regular and we accepted him. But he was also a priest, and seeing he was regular I let him talk to me. And he told me how I was wasting my life in that way. "<…> we've redeemed fourteen boys who you would have thought were hopeless criminals. Many of them are respected businessmen now, and six have joined the police force. Whenever I see that old man, I feel religion."
	— полицейский

8. Как Джоэнис преподавал в университете и что он при этом узнал

How Joenes Taught, and What He Learned

	За университетом протекала река Ньюарк, её серо-бурые воды отливали оранжевыми сбросами с плутониевого завода, расположенного выше по течению. Неподалёку громоздились фабрики промышленного Ньюарка, а прямо перед университетом проходило скоростное восьмиполосное шоссе. Всё это, сказал декан Глупс, привносит дыхание реальности в уединённую академическую атмосферу.
	Behind the University flowed the Newark River, its gray-brown waters touched with an occasional streak of ocher from the plutonium plant up the river. Close by towered the factories of industrial Newark, and in front of the Campus ran an eight-lane highway. These things, Dean Fols pointed out added a touch of reality to the cloistered academic life.

… студенты быстро усваивали материал, писали контрольные и с лёгким сердцем забывали пройденное. Как и прочие молодые, здоровые организмы, они быстро освобождались от всего вредного, раздражающего или просто надоедливого. Разумеется, они освобождались и от всего полезного, стимулирующего мысль или дающего пищу для размышлений. Об этом, возможно, стоило бы пожалеть, но такова уж неизбежная сторона процесса образования, с которой должен свыкнуться всякий преподаватель.

… students quickly absorbed the material given to them, passed their tests, and quickly forgot the material. Like many vital young organisms, they were able to eject anything harmful, disturbing, distressing, or merely boring. Of course they also ejected anything useful, stimulating, or thought provoking. This was perhaps regrettable, but it was part of the educative process to which every teacher had to accustom himself.

	Именно университетские консерваторы едва не добились успеха, выдвинув Джона Смита на пост президента Соединённых Штатов во время последних выборов. То обстоятельство, что Смит был мёртв вот уже двадцать лет, ничуть не охлаждало их пыла; напротив, многие считали это важнейшим достоинством кандидата.
	It was the college conservatives who had almost succeeded in electing John Smith to the Presidency of the United States during the last election. The fact that Smith had been dead for twenty years had not dampened their ardor; quite the contrary, many considered this the candidate's best quality.

12. История России

The Story of Russia

	— Вы должны простить его взрывы, мистер Джоэнис. Он ведущий теоретик партии, отсюда — тенденция к самопроизвольной речи.
	"You must forget his outbursts, Mr. Joenes. He is a leading Party theoretician, and therefore has a tendency toward self-conscious speech."

— Мои части — Первая, Восьмая, Пятнадцатая и Двадцать пятая армии — проводили полевые учения под Йингдравом, возле границы с Китайской Народной республикой. Во время этих учений мы были предательски атакованы бандой китайских ренегатов, купленных на западное золото и каким-то образом ускользнувших от пекинских властей. — Я в то время осуществлял политический контроль, — сказал Орусий, — и могу подтвердить слова маршала. Эти бандиты подобрались к нам под видом китайских Четвёртой, Двенадцатой, Тринадцатой и Тридцать второй народных армий. Естественно, мы информировали Пекин, а затем предприняли необходимые шаги, чтобы отогнать ренегатов за границу. — Они, разумеется, утверждали, что это они отгоняют нас за границу, — иронично улыбаясь, добавил маршал Тригаск. — Именно таких заявлений мы и ожидали от бунтовщиков. Началось сражение. Тем временем прибыло послание из Пекина. К сожалению, мы не смогли его перевести и отправили в Москву. А пока мы сражались, не покладая оружия. — Пришёл перевод, — продолжал Орусий. — Послание гласило: «Правительство Китайской Народной Республики с негодованием отметает все подозрения в экспансионизме, особенно по отношению к богатым пустующим землям, примыкающим к границам перенаселённого Китая. Никаких бунтовщиков на территории КНР нет, поскольку в истинно социалистическом государстве их не может быть. Поэтому прекратите свои провокации на наших миролюбивых границах». — Можете представить себе нашу растерянность, — подхватил маршал Тригаск. — Китайцы настаивают, что никаких бунтовщиков нет, а мы сражаемся по меньшей мере с миллионом солдат, и все — в краденой форме китайской народной армии!

"My command, the People's First, Eighth, Fifteenth, and Twenty-fifth Armies, were holding field exercises at Yingdraw near the border of the Chinese People's Republic. During these exercises we were murderously attacked by a revisionist band of turncoat Chinese who had been subverted by Western gold, and who had somehow eluded the Peiping authorities." "I was political commissar at the time," Oruthi said, "and I can attest to the truth of what the Marshal is saying. These bandits came at us under the guise of the Chinese People's Fourth, Twelfth, Thirteenth, and Thirty-second Armies. Naturally we informed Peiping, and then took steps to drive the turncoats over the border." 'They, of course, insisted that they were driving us back over the border," Marshal Trigask said, with an ironic smile. "This was what we expected rebels to say, so battle was joined. In the meantime, we had received a message from Peiping. Unfortunately, it was written in ideograms. We were unable to read it, and sent it to Moscow for translation. In the meantime battle raged, and for a week both sides blazed away at each other." "The translation came back," Oruthi said. "It read: The government of the Chinese People's Republic resents any implication of expansionism on its part, especially in regard to the rich, empty lands adjacent to the crowded Chinese borders. There are no rebels within the territorial limits of the Chinese People's Republic, and none are possible in a truly socialistic state. Therefore cease your warlike attacks upon our peaceful frontiers." "You can imagine our perplexity," Marshal Trigask said. "The Chinese insisted that there were no rebels, and we were fighting at least a million of them, all of whom had stolen uniforms from the Chinese People's Army."

13. История войны

The Story of the War

Печально рассказывать о том, что было дальше… Когда Джоэнис пролетал над Калифорнией, автоматическая радарная станция приняла его самолёт за вторгшийся самолёт противника и открыла огонь, выпустив по нему серию ракет класса «воздух — воздух». Этим трагическим инцидентом и открылась начальная стадия великой войны. История войн изобилует ошибками подобного рода. И в Америке двадцать первого века, когда доверие и привязанность людей к машинам стали поистине безграничными, такая ошибка должна была привести к самым страшным последствиям. Объятый ужасом, Джоэнис зачарованно следил, как ракеты на полной скорости неслись к его самолёту. Затем он ощутил, что самолёт резко лёг на крыло, — это автопилот, обнаружив опасность, дал залп своими антиракетами в целях самозащиты. Этот удар вызвал ответную атаку со стороны ракетных станций наземного базирования. Некоторые из этих станций были автоматическими, другие — нет, но все мгновенно отозвались на сигнал «чрезвычайной обстановки». А тем временем самолёт Джоэниса израсходовал весь свой боезапас. Впрочем, что касается запаса коварства, которым его снабдили проектировщики, то самолёт не потерял его ни в малейшей степени. Автопилот переключил радиостанцию на волну, на которой шёл радиообмен между землёй и ракетами, и объявил, что его атакуют и что все ракеты, находящиеся в воздухе, суть вражеские цели, которые следует уничтожить. Эта тактика имела определённый успех. Те ракеты, что постарше, не отличались хитроумием и не могли атаковать самолёт, который они считали своим. Однако новые ракеты, более искушённые и изощрённые, были обучены ждать от неприятеля именно таких коварных трюков. Поэтому они усилили натиск, в то время как старые ракеты отчаянно бились на стороне одиночного самолёта. Когда битва между ракетами была в полном разгаре, самолёт Джоэниса сделал маневр и благополучно ушел от огня. Оставив зону боя далеко позади, он молнией понёсся к своему родному аэропорту в Вашингтоне, округ Колумбия. Прибыв туда, Джоэнис отправился на эскалаторе в Главный Командный Пункт, располагавшийся под землёй на глубине семисот футов. Здесь его сразу же подвергли допросу. От Джоэниса добивались, чтобы он рассказал о характере совершенного на него нападения и опознал противника. Но единственное, что Джоэнис знал наверняка, — это то, что какие-то одни ракеты его атаковали, а какие-то другие держали оборону. Об этом Командный Пункт уже знал, и офицерам не оставалось ничего другого, как приняться за допрос автопилота, который вёл самолёт Джоэниса. Поначалу автопилот давал уклончивые ответы, поскольку никто не мог вспомнить нужный секретный код, на который автомат отзывался. Но после того как код подобрали, он заявил, что над Калифорнией их самолёт атаковали ракеты наземного базирования и некоторые из этих ракет принадлежали к совершенно неизвестному ему типу. Все эти, а также прочие данные, касающиеся ракетного боя, были заложены в Калькулятор Вероятности Войны, который сразу же выдал следующие варианты, приведённые здесь в порядке убывающей вероятности: 1. На Калифорнию напал Коммунистический Блок. 2. На Калифорнию напали нейтральные страны. 3. На Калифорнию напали члены Западного Альянса. 4. На Калифорнию напали пришельцы из космоса. 5. На Калифорнию вообще никто не нападал. Калькулятор также выдал все вероятные комбинации и перестановки этих пяти возможностей и выстроил из них систему альтернативных подвозможностей. Офицеры, обслуживающие Калькулятор, были совершенно ошеломлены огромным количеством вероятностей и подвероятностей, возможностей и подвозможностей, свалившимся им на голову. Они надеялись выбрать наиболее вероятное утверждение и, основываясь на нём, действовать. Но Калькулятор не дал им этого сделать. По мере поступления новых данных вычислительная машина пересматривала и уточняла вероятности и, не останавливаясь ни на секунду, перестраивала и перегруппировывала их, добиваясь всё новых сочетаний. Листки уточнённых данных, помеченные грифом «КРАЙНЕ СРОЧНО», машина изрыгала со скоростью десяти штук в секунду, и среди них, к полной досаде обслуживающего персонала, ни один не повторял другого.

It is sad to relate that as Joenes flew over California an automatic radar station identified his jet as an invader, and fired a number of air-to-air missiles at it. This tragic incident marked the opening phase of the great war. Mistakes of this kind have occurred throughout the history of warfare. But in twenty-first-century America, due to the great confidence and affection men had for their machines, and due also to the semiautonomous nature of those machines, such a mistake was bound to have dire consequences. Joenes watched with horror and fascination as the missiles speeded toward his jet. Then he felt a violent lurch as the jet's automatic pilot, sensing the danger, fired its own antimissile-missiles in defense. This action brought other ground-based missile stations to the attack. Some of these stations were automatic and others were not, but all responded instantly to the emergency call. Joenes's jet, in the meantime, had expanded its entire armament. But it had not lost the guile its planners had built into it. It switched its radio to the missile-dispatching frequency and broadcast an alarm, declaring itself under attack and naming the airborne missiles as enemy targets to be destroyed. These tactics met with some success. A number of the older, more simpleminded missiles would not destroy a craft they considered their own. The newer, more sophisticated missiles, however, had been alerted to just such an attempt on the part of an enemy. Therefore they pressed the attack, while the older missiles fiercely defended the solitary jet. When the battle between the missiles was fully under way, Joenes's jet glided away from the area. With the battle zone far behind, the jet streaked for its home airport in Washington, D.C. Upon arrival, Joenes was taken by elevator to the Service Command Post, seven hundred feet underground. Here he was questioned as to the nature of the assault upon him and the identity of the assailants. But all Joenes could say for certain was that he had been attacked by some missiles and defended by others. This was already known, so the officers questioned the automatic pilot of Joenes's jet. For a time the automatic pilot gave evasive answers, since the proper security code had not been read to it. But after this was done, it stated that ground-based missiles had attacked it over California, and that some of these missiles were of a type it had never seen before. This and all other data concerning the battle were given to the War Probabilities Calculator, which quickly presented the following choices in order of apparent probability: 1. The Communist Bloc had attacked California. 2. The neutralist countries had attacked California. 3. The members of the Western Alliance had attacked California. 4. Invaders from outer space had attacked California. 5. There was no attack upon California. The calculator also gave all possible combinations and permutations of these five possibilities, and ranked them as alternate subpossibilities. Joenes's earlier report on the state of affairs in Russia and China had also been received in Washington, but had not yet been processed and approved by the slow and methodical Human Factors and Reliability Assessment Calculator. This was a shame, since the War Probabilities Calculator could use only material that had been verified by other calculators. The attending officers found themselves bewildered by the many probabilities, subprobabilities, possibilities and subpossibilities they were given. They had hoped to choose the statement rated most probable and to act upon it. But the War Probabilities Calculator rendered that impossible. As new data came in, the calculator revised and refined its probabilities, ranking and grouping them in ever-changing sequences. Reappraisal sheets marked MOST URGENT spewed from the machine at the rate of ten a second, no two alike, to the annoyance of the attending officers.

Пустойг <…> понимал, что информация поступает к нему от чрезвычайно дорогостоящих машин, которые порой не могут отличить гуся от ракеты, машин, которым требуются в помощь целые полки высококвалифицированных специалистов, обученных обслуживать, чинить, улучшать и ублажать их любыми способами. И ещё Пустойг знал, что при всей заботе, которой люди окружали машины, — а может быть, именно благодаря этой заботе — машинам нельзя по-настоящему доверять. Эти создания были ничем не лучше своих создателей; в сущности, они даже походили на своих творцов, переняв у них множество худших черт. Как и люди, машины часто бывали не в духе или начинали вдруг проявлять чрезмерное усердие, а иные даже впадали в кататонический ступор. Кроме того, машины ещё имели слабость оказываться под эмоциональным влиянием работающих на них людей — операторов. Фактически те из машин, которые сильнее других поддавались внушению, были не более чем продолжением личности оператора. <…> Подбитая калифорнийская ракета пронзительно завыла высоко в небесах, рухнула на мыс Канаверал во Флориде и стёрла с лица земли половину военно-воздушной базы. Оставшаяся половина собралась с силами и нанесла ответный удар по врагу, явно окопавшемуся в Калифорнии. Прочие ракеты, повреждённые, но не уничтоженные, рвались по всей стране. Командующие войсками в Нью-Йорке, Нью-Джерси, Пенсильвании и многих других штатах также нанесли ответные удары <…>. По всей Западной Америке <…> здешние военачальники решили, что враг — кто бы он ни был — захватил плацдармы на американском Восточном побережье. Они спешили ликвидировать эти плацдармы и без колебаний пускали в ход атомные боеголовки, если таковые действия представлялись им необходимыми.

Voig <…> knew that most of his information came to him from extremely expensive machines that sometimes could not tell the difference between a goose and a rocket; machines that required regiments of highly trained men to minister to them, repair them, improve them, and to soothe them in every way. And even with all this lavish attention, Voig knew that the machines could not really be trusted. The creations were no better than the creators, and indeed resembled them in many of the worst ways. Like men, the machines were frequently subject to something resembling emotional instability. Some became overzealous, others had recurring hallucinations, functional and psychosomatic breakdowns, or even complete catatonic withdrawals. And aside from their own problems, the machines tended to be influenced by the emotional states of their human operators. <…> A wounded California missile screamed high into the heavens and crashed at Cape Canaveral in Florida, destroying half the base. The remaining half rallied and launched retaliatory missiles at an enemy apparently entrenched in California. Other missiles, damaged but not destroyed, crashed in all parts of the country. Local commanders in New York, New Jersey, Pennsylvania, and many other states, struck back <…>. Throughout Western America <…> local commanders believed that the enemy, whoever he was, had established beachheads on America's east coast. They sought to destroy these beachheads, not hesitating to use atomic warheads when they deemed it necessary.

Перевод

В. Т. Бабенко, В. И. Баканов, 1990, 1991

О романе

	Я писал «Джоэниса» в весьма шутливой манере, фантазировал, словно в каком-то опьянении, совершенно бесконтрольно.
	— Роберт Шекли, ответ читателю, 1998

	Используя тысячелетний разрыв, чтобы щедро приправить приключения Джоэниса анахронизмами, эпизодическая хроника жёстко высмеивает большинство наиболее уязвимых аспектов нашего общества. <…> Всё это забавно, но <…> ни на мгновение нельзя поверить в Джоэниса как в народного героя, которого полинезийцы будут помнить тысячу лет, хотя они привыкли так долго помнить генеалогические древа. <…> в странствиях Джоэниса отсутствует то единство, которое есть в странствиях Одиссея, и столетия должны были сгладить и стандартизировать легенды, а не скомкать их.
	Using the thousand-year gap to lard Joenes' adventures liberally with anachronisms, the episodic chronicle rudely lampoons most of the more vulnerable aspects of our society. <…> All this is amusing, but <…> never for one moment is Joenes believable as the kind of folk hero the Polynesians would remember for a thousand years—although they are a people who used to remember family trees that long. <…> the wanderings of Joenes lack the kind of unity that the wanderings of Odysseus have—and the extra centuries should have smoothed out and standardized the legends, rather than made them more lumpy.
	— Питер Скайлер Миллер

	Это кисло-сладкая аллегория современного Гулливера, обозревающего хаос цивилизации 20-го века и её неизбежную катастрофическую гибель, жестоко жертвующего, кстати, и священными коровами Американского образа жизни. Искусно задуманные как серия разоблачительных воспоминаний разных хроникёров, невероятные столкновения Джоэнса с суровыми реалиями <…> создают такую дикую и смешную сатиру, какой я когда-либо имел садистское удовольствие наслаждаться.
	This is a sweet-sour allegory of a modern Gulliver surveying the chaos of 20th Century civilization and its inevitable catastrophic doom, brutally sacrificing, by the way, the sacred cows of the American Way of Life in particular. Ingeniously conceived as a series of revelatory flashbacks by different chroniclers, Joenes' incredible brushes with the harsh realities <…> make as savage and funny a satire as I have ever had the sadistic pleasure of enjoying.
	— Лесли Флуд

	… откровенно разваливающаяся на осколки-эпизоды «утопия», написанная под очередным воздействием вольтеровского «Кандида» и «Дивного нового мира» Олдоса Хаксли <…>. Начиная с этой книги, все последующие романы» Шекли правильнее было бы называть «сборниками слабо связанных между собою новелл».
	— Вл. Гаков, «Любить пересмешника: К портрету художника в старости», 1992

	… полная язвительных ремарок относительно политики и социологии знакомого автору мира, книга тем не менее откровенно «буксует» из-за бесконтрольного стремления осмеять всех и вся, причём осмеять «щадяще».
	— Вл. Гаков